Всегда двумя главными особенностями бытия являлись двойственность и связанность. Чтобы не существовало – оно всегда имело свою пару, своего двойника и свою противоположность. И все имело связи. Нельзя было вырвать один кирпичик из ткани мироздания так, чтобы не повредить другой. Любое изменение – как брошенный камень, от которого расходятся круги. Да, постепенно они затухают и влияние их становится незаметным, но чем ближе ты находишься к упавшему камню, тем сильнее ощущаешь влияние.
Все миры связаны. Связаны парно, тройками, связаны причудливо и переплетены так, что иногда и не угадаешь, где начинается одна нить и кончается другая. И далеко не всегда связи между мирами определяет расстояние. Об этом мало кто задумывается, еще меньше тех, кто знает наверняка. Но посвященным ведомо: простейшая связка миров – сиур – состоит из шести единиц, и что происходит в одном из миров сиура всегда отражается на остальных. Сиур находится в равновесии. Благо одной части оборачивается трагедией для другой. Это нормально, это естественно, но иногда в жизнь одного сиура вмешивается другой и равновесие нарушается.
Колокольчики звенели. Тысяча маленьких колокольчиков создавала тревожный перезвон, пела голосами колибри и рождала новое чувство тревогу. Что-то было не так. Из глубокой тени показалась рука. Тонкие пальцы с длинными, практически звериными ногтями-когтями ловко цапнули один из колокольчиков, заставляя его умолкнуть. Остальные еще издавали свои тревожные трели, но буквально через несколько секунд замолкли и остановились. В любой системе есть свой изъян – ключевое звено, без которого все рассыпается как карточный домик. Нужно лишь его извлечь. Рука убралась, но колокольчики больше не издавали ни звука.
В тишине раздалось шуршание, тот мягкий ласкающий звук, издаваемый множеством слоев скользящего шелка и возвращающий романтические натуры в полумрак будуаров к широким кроватям с алым бельем и знойным красавицам. Правда в данном случае романтике изрядно мешал тихий металлический цокот да подозрительные изгибы теней, блуждающие по стенам и наводящие на мысли о тентаклях и прочих ужасах подземелий. Но вот к подозрительному «шур-шур» и «цок-цок» добавилось вполне мирное «дзынь», «плесь» и «фшшш», с которым тяжелые портьеры раздались в стороны, пуская в помещение свет и окончательно срывая покровы тайны с находящегося внутри.
Полуденное солнце заливало довольно обширную комнату, которую разделяли сейчас убранные перегородки-седзи. Кроме стены с колокольчиками, примечательным здесь можно было назвать большой очаг в центре, над которым висели длинные бумажные ленты с непонятными символами. Впрочем, вряд ли взгляд случайного наблюдателя надолго задержался бы на обстановке: первым, что бросалось в глаза здесь был пышный лисий хвост. Взгляд, следуя за ним, натыкался на второй такой же, потом еще и еще один, пока все это пушистое переплетение не терялось где-то под широкой шелковой юбкой кимано.
-Фью-у-у-у, мир, ты знаешь, что я люблю тебя не взаимно? – прижатый ко лбу бокал со льдом добавлял миру позитива, но не сказать, чтобы слишком. В конце концов, когда голова болит от того, что вчера было слишком хорошо, это одно, а когда она болит потому что кому-то было слишком плохо, и этот кто-то не ты, а целый мир, причем какой-то левый – это совсем другое. И откуда тут взяться хорошему настроению совершенно непонятно. А пейзаж за окном радовал глаз совершенно пастральной картинкой огромного озера и розовых кустов, будто нарочно раздражая и вводя в тоску.
- Гадость, - хвосты пришли в движение, поднимаясь и разворачиваясь на манер павлиньих, только один стыдливо забился под юбку, будто стеснялся чего-то. Тера вытащила их бокала льдинку и с самым задумчивым видом сгрызла ее. Голове не легчало. Следовало принять какие-нибудь меры. Все еще держа бокал в руке, она пересекла помещение и резко распахнула седзи, выходя в другую комнату.
- Шесс! – голос отдался эхом от стен и, повинуясь хитро устроенной системе вентиляции, разнесся по всем помещениям, достигнув и подвалов и крыши. Вот только ответа на зов так и не последовало.
